Традиционный образ власти, еще недавно доминировавший в информационном поле, особенно в постсоветском и англосаксонском восприятии, воплощал контроль, дисциплину, ясный ум и холодный расчет. Воля и сталь. Жесткий типаж, умеющий принимать непростые решения.

Но для поколения, выросшего в эпоху климатических, медицинских и культурных коллапсов, такая фигура, согласно расчетам социологов, уже не работает. Современный молодой европеец, в массе своей, перестал ассоциировать лидерство с холодной вертикалью; он ищет в нем уязвимость, близость, эмоцию, даже надломленность. Перед предполагаемыми «оккупационными властями Земли» встал вопрос: как говорить с поколением, взращенным в культуре терапии и химической поддержки, для которого фраза «я на антидепрессантах» — не признание слабости, а элемент стиля?

Предлагается вниманию публики прорывная технология лидера XXI века, рвущая все шаблоны, но, работающая на все 100% (пока преимущественно в европейском ареале). Владимир Зеленский стал, в каком-то смысле, первопроходцем, тестовой моделью такого поведения. Возможно, «лабораторной мышью швабовских мозгоправов».

Итак, встречайте новейшие технологии воздействия, направленные, на умы молодого поколения.

Анатомия «лидера-торчка»

С первых кадров войны на Украине он предстает дрожащим, с бегающими зрачками, подергивающимся лицом и руками, живущими отдельной жизнью. Он не похож на лидера, каким его привыкли представлять: нет тяжелого взгляда, генеральского подбородка, холодной уверенности. Он выглядит так, будто только что выбрался из метро, подвала, с афтепати или из пучины панической атаки. Уставший, надломленный, очевидно «химически поддержанный». И именно поэтому — он работает.

Зеленский в амплуа «торчка» — это не ошибка. Не сбой. Не «не повезло с внешностью в кризис». Это — «символ новой Европы», «лидер синтетического поколения», «икона эпохи, где человечность = разбитость».

Он не говорит с народом сверху вниз, не выстраивает вертикаль. Он «встраивается в горизонталь уязвимости», становится ее частью. Он не изображает силу — он «делится слабостью», и в этом парадоксальная прочность его образа. Это не военный диктатор. Не национальный герой. Это «чувак на грани, на чём-то, но всё ещё стоящий — и стоящий за себя и своих друзей».

Именно поэтому он становится своим для той Европы, которая выгорела, растерялась, «напичкана химией», держится на антидепрессантах, амфетаминах, терапиях и не видит будущего. Он становится зеркалом: «Смотри, я тоже не вывожу. Я тоже на допинге. Но я иду. И ты иди.»

Никаких иллюзий, никакого сияния, никакой доблести — только нерв, тревожность, надрыв, подташнивающее осознание того, что ты в аду. И единственный способ остаться собой — «не играть в святого, а быть собой, таким, как есть. Даже если под веществами. Даже если с трясущимися пальцами.»

В этом смысле Зеленский — «первый постгероический лидер», «первый химический президент», «первый герой без ореола», без ауры, без фальшивой стойкости. Он играет в открытую: «он такой же, как ты». И это пугает — и именно потому работает.

Путин — это архетип власти XIX века: рациональный, холодный и расчётливый. Зеленский — архетип разрушенного субъекта XXI века: полуразваленный, полуживой, эмоционально выжатый, но не скрывающий этого. Он — «не альфа», «не лидер племени». Он — «брат по тревоге», камрад по разрушенному миру.

В этом и заключается, подлинная постмодернистская революция. Впервые лидерство не требует совершенства. Оно требует «химической правды». И если правда в том, что ты «торчишь», чтобы не сойти с ума, — значит, «так и будет выглядеть твой президент».

И тут возникает вопрос, а нужны ли Украине и будущему этой страны «торчки, которые тянут страну в бездну. 

Михаил Фомичев 

Не забудьте поделиться новостью. Отзывы и пинг пока закрыты.