Россия и Китай

На фоне увядания Старого света становится все более заметным правильный вектор развития будущего России и Китая. Европейская экономика ослабевает, снижается численность населения Европы, а иммиграционные и налоговые вопросы замедляют хоть сколько-нибудь значимый прогресс, в то время как периферийные страны континента строят далеко идущие планы в отношении сино-российского альянса, пишет американский профессор Джоэль Коткин для издания The Daily Beast.

Процесс превращения Европы в державу «второго сорта» пусть и обусловен объективными факторами, но кажется неожиданным: с момента падения Берлинской стены и распада СССР Старый Свет был преисполнен оптимизма по поводу своего будущего. Серый кардинал французской политики времен президентства Франсуа Миттерана Жак Аттали в одной из книг даже предсказывал, что «Япония и Европа смогут бросить вызов превосходству США», но «европейской мечте», в успех которой верили даже в администрации Барака Обамы, не суждено воплотиться. Как замечается в материале, даже после правления двух самых некомпетентных элит Вашингтона, мир не стал «постамериканским», а практически пришел к «постевропейскому» устройству.

Пятьдесят лет назад экономика Европы росла быстрее, чем американская, а Азия только вставала на рельсы «развивающихся» экономических систем, отмечает Джоэль Коткин. Но за последние тридцать лет европейская экономика уступает в темпах роста почти всем своим конкурентам: так, на 2013 год уровень безработицы составил 12%, что превышает аналогичные показатели США времен Великой депрессии. Причин тому множество. Модель государства благосостояния сработала асимметрично по континенту — если высокие налоги и социальные выплаты эффективны для Германии, то для менее продуктивных стран вроде Италии, Греции и даже Франции подобная политика сделала предпринимательство дорогим.

Кроме того, после Второй мировой войны начался процесс демилитаризации Европы, превратившейся в полигон и склад для американских вооружений. Великобритания является единственной европейской страной, чей военный бюджет соизмерим с Россией, Китаем и США. Противовесом Соединенным Штатам в большей степени можно назвать сино-российский альянс, в котором удачно совмещается «громадина» российской военной промышленности и практически безлимитный финансовый потенциал Пекина, замечает эксперт.

Европа также находится в политическом кризисе, считает Коткин, с одной стороны — идее «общего европейского дома», о которой в свое время говорил Михаил Горбачев, противостоит квазимарксистский радикализм в лице «Сиризы» и испанской партии Podemos («Мы можем»), показывающих своим успехом потенциал евроскептицизма. По другую сторону политического спектра находятся правые силы вроде «Национального фронта» Марин Ле Пен, поднимающие болезненные для Европы темы иммиграции. «Европейский дом» со временем обрел вид общежития, квартиранты которого не могут терпеть друг друга, а сама структура Европейского союза самими европейцами воспринимается не иначе как «подавляющая, нерепрезентативная и даже деспотическая».

«Вышеупомянутые ожидания Жака Аттали и американских еврофилов разбиваются о реальность: Европа слаба экономически и больна социально. Во всем — от культуры и технологий до военной мощи — Старый Свет стремительно превращается в лучшем случае в периферийную державу. Только Россия, самое сильное в военном отношении государство континента и его главный поставщик энергоресурсов, кажется, знает, что делать».

Окраинные государства Европы, такие как Греция или Сербия, устремляют свои взгляды в сторону России и ее перспективного альянса с Китаем, что иллюстрирует выбор, который, возможно, предстоит сделать многим европейским странам на фоне заката Старого Света — между «англосферой» и сино-российским союзом. В политике региональных государств будут преобладать центробежные тенденции: Индия и Япония, к примеру, могут склониться в сторону «англосферы» как системы с общими демократическими ценностями, а латиноамериканские государства, ощущающие угрозу собственной автономии со стороны «американского империализма», сделают выбор в пользу Москвы и Пекина. Такую конфигурацию можно было бы назвать реинкарнацией холодной войны, только двуполярность проявится не в противостоянии двух сверхдержав, а в сражении двух блоков за сферы влияния в мире.